«Майори, следующая — Дубулты».Объявляли остановки в электричке,разумеется, на латышском, но я помнил все эти названия из советского детства. Мне оставалось проехать еще остановок пять-шесть.
В Слоке меня ждал Янис, один из двоих оставшихся в живых рыбаков, которые помнили и готовы были рассказать историю «Демона бури», траулера-призрака в Балтийском море.
Пригородный поезд медленно катил вдоль Рижского взморья. Вокруг все дышало курортной прибалтийской безмятежностью, и ничто не напоминало о причудливых и загадочных событиях более чем полувековой давности.
Янис
Янису оказалось уже под 80, но выглядел он на 60 с небольшим. По-русски говорил практически без акцента. Оно и понятно: жена русская, дети и внуки тоже с детства говорили на двух языках. «Я советский латыш, — с некоторой гордостью произнес Янис, подливая себе самодельную черничную настойку. — В Союзе я был моряком, рыбаком, это звучало гордо, а теперь я латвийский пенсионер, и если бы не мои дети и внуки, то продавал бы летом чернику туристам, а зимой пухнул бы с голода. Ну не пухнул бы, конечно. — Янис хитро усмехнулся в свои желтоватые, прокуренные усы. — Но достатка бы не было такого. — Он широким жестом показал на свой большой старинный двухэтажный дом. — В начале века его мой дед построил. Тогда здесь все по-немецки называлось. Слока была Шлоком, например. А по соседству был Карлсбад знаменитый. Морем здесь много веков лечились, оно здоровье дает, вот этот ветер, водоросли, сосны в дюнах. Я и сейчас стариком себя не чувствую. А вот 60 лет назад почувствовал. Со страху…
У меня семья была обеспеченная, но это до войны. Потом нас к Союзу присоединили, затем немцы пришли, потом опять русские. Мне было мало лет тогда, но мои родители были умными людьми, они оружия в руки никогда не брали, поэтому и уцелели. В моем доме сначала был госпиталь для немецких солдат, потом для советских. Наверное, поэтому дом у нас и не отобрали, просто оформили как дачу. Хозяйство, правда, пришлось в колхоз сдать, кур, коз, но и то не полностью. Прибалтику тогда решили особо не трогать, пощипали малость и разрешили самим выбирать, идти в колхоз или не идти. Родители не собирались, но потом в Латвии стали специальные, рыболовецкие колхозы организовывать. Отец мой до войны в Риге в университете математику преподавал, вот он и пошел в такую артель бухгалтером. А там и я вырос и сразу решил стать рыбаком. Я еще в детстве гонял на Лиелупе и до Даугавы добирался, верши там ставил, иногда угри даже попадались, не говоря уже о сомах, щуках и прочей рыбной живности.
Но море — это были уже совсем другие ощущения. Как раз в пятидесятые наша промышленность стала современные траулеры выпускать. На них и сейчас ловят, но тогда это было чудом техники. Можно было хоть в Атлантику выходить на лов. До берегов Африки доходили. Но и у себя на Балтике мы тоже промышляли. Килька, салака, шпрот. Во всем Союзе нашу рыбу в консервах ели и нахваливали. Вот только многим было спокойней ловить где-нибудь у алжирских берегов, слишком уж странные и непонятные вещи происходили у нас на взморье.
Первый раз мы увидели это году в 56-м или 57-м, точно уже не помню. Вышли из Вентспилса, собрались за треской нашей, балтийской. Сейчас ее мало осталось, а раньше такие косяки ходили! Штормило так прилично, баллов пять-шесть, наверное, дождь стеной лил, гроза громыхала, но мы привычные, у меня уже третий десяток рейсов пошел, и в восемь баллов ходили. Мы был уверены и в судне, и капитан наш Валдис такой же величественный и невозмутимый был, как Домский собор в Риге. В общем, идем мы, миль 40 от берега, и вдруг видим вдалеке корабль. Ну как вдалеке, мили полторы до него, наверное. Глянули в бинокль: носовой фонарь не горит, и вообще никаких огней, флага на нем нет, и на палубе никого. Но видно, что он не дрейфует, идет на малом ходу, курс аккуратно так меняет, под ветер подстраивается. Стало быть, капитан опытный. Мы ему посигналили фонарями — ноль эмоций. Радист в эфир вышел на открытой волне, сам передавал, эфир слушал… Пустота. Видим, что корабль вроде почти такой, как наш, рыбацкий, может, чуть побольше. Мы в советских водах, значит, коллеги. Валдис решил прибавить ходу, подойти, посмотреть. Может, помочь чем надо. Прибавили, а он взял и исчез. Волна его на секунду закрыла от нас, а потом смотрим, а там никого, в море по курсу то есть. Мы подошли — пусто. Ну не мог же он за секунду на дно уйти!
Валдис передал на базу, ему через час отстучали по Морзе, что со всеми судами связь есть, все живы-здоровы. Валдис не успокоился, погранцам сообщил, те ему — то же самое. Мол, у нас все под контролем, мышь не проскочит, лови свою треску и не напрягай людей понапрасну. Нам не по себе стало. Корабль видело человек 20, мы же не могли с ума сойти за одну минуту. Долго это обсуждали, решили, что морская галлюцинация была. Ну как будто “Летучего голландца” увидели. Валдис, правда, в него не верил. Больше всего его пугало то, что корабль был управляем.
В общем, мы решили на земле никому об этом не рассказывать, а то еще на берег спишут за капиталистическое мракобесие. Тогда ведь было просто: все, что наука объяснить не может, — не существует. А кто в это верит, того самого надо проверить. В итоге наловили трески, вернулись, забыли.
Затем три или четыре рейса спокойные были, из головы все уже выветрилось. И вот идем за шпротом, и опять штормит сильно. Балтика редко когда спокойная бывает, но тут, как из залива вышли, такое началось! Сумерки уже конкретные. Молнии прямо над головой сверкают, дождь с ветром. Ну и качает так, что даже Валдису не по себе стало. Судно как пьяное себя ведет. Решили домой идти. Ну или хотя бы в заливе постоять денек, пока уляжется. Стали поворачивать. И вдруг снова этот корабль. На этот раз совсем близко, меньше мили до него. А может, и того меньше. Темно от туч, но при свете молний мы отчетливо этот призрак видим. Снова без огней, весь безмолвный, жуткий. Из верующих кто-то креститься начал, кто-то быстренько к бутылке приложился, остальные к иллюминаторам прилипли. Что делать, непонятно. И тут вдруг Валдис решает идти чуть ли не на абордаж. Храбрый был мужик, еще в латышских стрелках успел послужить. Шторм чуть стихать начал, у нас было штук пять биноклей морских, мы следим, корабль стоит на месте, не исчезает, как будто занят чем-то. Мы все ближе и ближе. У нас было какое-то оружие на траулере: ружья, карабины. Нам разрешали его держать от пиратов или от хулиганов, словом, на всякий случай. Мы это расхватали, подходим. Минут за 15 к нему подошли, уже совсем стемнело. У нас старпом Айварс чуть ли не все языки знал. В объеме морских команд и ругательств, разумеется. Он для храбрости глотков пять хороших сделал, на палубу выскочил, весь свой иностранный словарный запас израсходовал… Тишина. И тут вдруг у меня волосы зашевелились под капюшоном и язык во рту застрял от ужаса. Мы подошли почти борт к борту, под углом, ровнее в шторм не подойдешь. И тут увидели, как на корме вдруг заработала лебедка. На борту никого, огней нет, а она крутится. И не просто вхолостую крутится, а трал вытягивает. А в трале рыба, много ее. И она вся светится, прямо сияет каким-то неземным светом. И в этот же момент судно начинает от нас отдаляться. Причем каким-то неестественным образом, как будто боком уходит и такими скачками. Раз — и метров на 10 удалилось. Два — и еще на 20. Так и ушло в темноту боком. А мы как вкопанные стоим. Ну, вернее, не стоим,нас подбрасывает и качает только в путь,но быстро развернуться-то мы не можем.Так и ушел от нас этот “Демон бури”, как мы его прозвали потом. Потом шторм стих, мы стали ловить, но почти ничего не поймали. Не иначе как призрак всего шпрота с собой забрал.
Валдис потом не мог успокоиться, нацепил все свои ордена и в райком партии сходил. Ему там какой-то молодой чиновник пальцем у виска покрутил и сказал,что на пенсию отправит, если он такие байки, недостойные советского моряка,рассказывать будет. А Айварс, старпом, даже пошел в редакцию газеты “Советская Латвия”. Там его хотя бы выслушали, сказали, что интересно, но печатать не будут. Чтобы он не расстраивался, тиснули у себя заметку о том, какие мы молодцы и как нормы социалистического соревнования перевыполняем. Валдис,когда прочитал, специально этой газетой костер разжег, когда мы на шашлыки в очередной раз собрались.
А “Демона бури” мы еще раз видели,уже в 61-м. Но издалека, мили за три. Подходить не стали, ну его к черту. Только понаблюдали за ним. Видно плохо было, но опять все те же условия. Шторм,сумерки, и никакой жизни на борту.Хотя там жил кто-то, это же очевидно».
Янис задумался и пробормотал несколько слов по-латышски. «Я так понял,что этот корабль не только мы видели.Уже когда Союз распался, мы встречались с морячками нашими, прибалтийскими, они тоже рассказывали про этот корабль. Почти все совпадало. Удивительно другое. Власти Латвии тоже не стали придавать этому какое-то значение. Хотя могли бы сочинить что-нибудь про таинственные корабли оккупантов, как они любят. Может, знали что-то или знают».
Римас
Римас ждал меня в Паланге. Он был вторым рыбаком, который тоже согласился рассказать про «Демона бури». Римас был прямой противоположностью Янису, низенький и почти полностью лысый. Объединял их только возраст. Римас не испытывал никакой ностальгии по Советскому Союзу и с теплотой вспоминал о нем только применительно к баскетбольным баталиям между «Жальгирисом» и ЦСКА, в которых литовцы чаще брали верх. Все это было объяснимо. Родителей Римаса упрятали в лагерь после войны, поскольку они частенько подкармливали «лесных братьев» в 46-м, когда Римасу было пять лет. Впрочем, из Сибири они вернулись уже через три года. Какой-то очередной пойманный «лесной брат» признался, что кормили их родители Римаса исключительно под дулом автомата, а значит, вроде и не сильно были виноваты перед советской властью. Тем не менее советское прошлое вызывало у Римаса перманентные приступы ворчания. В его родной Кретинге, что возле Клайпеды, советское государство якобы и вовсе ничего не сделало. Разве что дороги хорошие проложило. На старости лет Римас переехал в курортную Палангу, где ему сын, местный сырный магнат, купил малюсенькую квартирку на улице Витауто, или Витовта Великого, литовского князя, который жил еще в XIV веке. О моей встрече с Янисом Римас уже знал, поэтому начал без особых предисловий.
«Это, наверное, советская военная разработка. Секретный корабль, который выдавал себя за рыболовное судно. У меня нет доказательств, но некоторые люди так думали. Я восемь лет работал на траулере и видел призрак четыре раза. Он пропал куда-то после 61-го года. Помните Карибский кризис? Как Советы ракеты на Кубу отправляли? Может, такие псевдотраулеры и были нужны для того, чтобы перевозить ядерное оружие или топливо. А на Балтике они тренировались. Янис же вам говорил, что рыба на борту светилась. Мы тоже это видели. Если это не нечистая сила, то рыба могла светиться от радиации. Могла произойти утечка, и команда покинула корабль. Или они оставили двух-трех человек в костюмах химзащиты, чтобы они поддерживали живучесть судна. Они могли и ловить эту рыбу, раз уж трал был. Ведь корабль никуда не исчезал, он все время был в нашем морском пространстве. Разве его бы не увидели те же военные? На Балтике тогда военных судов было огромное количество. Я вот что скажу. У нас одно время работал коком такой Вальдас, у него дядя в органах был. Так вот, этот дядя сказал Вальдасу: “Не суй нос не в свое дело, понял?”. Стал бы он просто так говорить?
Я почему это рассказываю… У меня призрак отнял друга, Альгирдас его звали. Мы, как и многие рыбаки, хотели подойти к этому кораблю и один раз уже почти подошли, канат бросили, зацепили, Альгирдас первым полез. И вдруг узел каната развязался. Морской тройной узел. Если вы хоть что-то знаете о море, то понимаете, что просто так он не развяжется. А тут мы вытащили обратно абсолютно гладкий конец каната. Альгирдас ушел под воду и даже не вынырнул. Да, был шторм, но он был отличный пловец. И он даже не попытался. Значит, ему помешало что-то. Или кто-то. Знаю еще один похожий случай, там уже русский рыбак таким же образом погиб, Сергей его звали. Родным сказали, что за борт упал. Но команда-то все видела. Рыбаки тогда стали потихоньку собираться, обсуждать, письма готовить в Москву. Но тогда время было такое, обо всем молчали. Вот группу Дятлова убили на перевале в то время, сколько лет все молчали? Сейчас раскрутили ту историю, но до разгадки уже не доберешься. Так и здесь, крути не крути. Призрак ведь исчез, как будто и не было его. Но кое-что осталось…»
Римас загадочно улыбнулся и вышел из кухни. Вернулся с небольшим альбомом. «У меня был русский друг, жил в Красногорске, работал на механическом заводе, где оптические прицелы делали и еще много чего. А для прикрытия выпускали фотоаппараты “Зоркий”. Он мне подарил такой. Однажды я взял его в рейс…»
Призрак
Фотографии корабля-призрака Римас мне не отдал, разрешил только переснять. Проворчал на прощание: «Он либо на дне, либо давно распилен на металлолом в каком-нибудь секретном доке и утилизован на спецполигоне. Хотя кто его знает? Море никогда не раскроет людям своих тайн».
