Как и большинство предприятий рыбной отрасли, рыбоводные заводы по всей стране не остановили работу в период эпидемии коронавируса, лишь усилили контроль за соблюдением санитарных правил. Госзадание по закладке икры и объемам выпуска будет выполнено в полном объеме, уверен начальник ФГБУ «Главрыбвод» Дан Беленький. Воспроизводство каких видов водных биоресурсов в приоритете на этот год, какую тактику выбрали для дальневосточных заводов на лососевую путину и почему наращивать объемы выпусков рыбной молоди без оценки видового состава не имеет смысла, он рассказал в интервью Fishnews.
– Дан Михайлович, как отразилась эпидемия коронавирусной инфекции на работе предприятий Главрыбвода? С какими сложностями они столкнулись и пришлось ли перестраивать их работу?
– Перестраивать точно пришлось, потому что у нас от общего количества сотрудников на административных должностях сейчас на работе не более 20%. Все остальные – либо на удаленке, либо в режиме отпуска. Это касается не только Москвы, но даже тех субъектов, где уровень заболеваемости минимальный.
С другой стороны, в силу того, что мы начали этим заниматься достаточно рано, все изменения происходили в спокойном режиме, и нам удалось эффективно организовать работу. Ни на день не была задержана заработная плата, не были просрочены какие-либо платежи и вообще любые обязательства по административной части – все было сделано в срок, поэтому считаю, что мы этот этап прошли без существенных потерь. Конечно, системой стало сложнее управлять, она менее подвижная, значительно хуже реагирует на команды, но в принципе все равно остается работоспособной и управляемой.
Что касается рыбоводных заводов, то смены работают в полном объеме практически везде. Тем более что львиная доля предприятий находится далеко от городов, и там коронавируса пока нет. У нас в целом по всему штату Главрыбвода из почти пяти тысяч сотрудников всего два случая COVID-19, и то оба не подтвержденные. Один в Приморье, второй на Амуре. В остальном заводы действуют в штатном режиме.
То же самое относится ко второму крупному направлению, которым мы сейчас занимаемся, – это отлов производителей. Весь процесс организован на местах, бригады во всех регионах в полном объеме сформированы и работают, поэтому никаких проблем мы не видим.
– Ситуация в каких регионах вызывает наибольшие опасения?
– В самых густонаселенных, где самые большие риски. Например, у нас есть заводы в таких регионах на северо-западе, и там, безусловно, ситуации с коронавирусом мы уделяем особое внимание.
Чего мы боимся? Например, субъект неожиданно примет обоснованное решение по ситуации – по закрытию какого-то из областных городов, а у нас оттуда смена приезжает на завод. Соответственно нам необходимо будет принимать быстрые решения, откуда брать людей, чтобы менять их на заводе. Но мы к этому готовы.
По таким нестандартным ситуациям будем формировать смены с других заводов, решать вопросы их расселения и привозить людей. Транспорт и финансовые ресурсы у нас есть, персонал к этому подготовлен. Не думаю, что это доставит нам особые проблемы. И случаев с запретами выпусков тоже пока не было.
– В связи с введенными ограничениями для транспорта проблем с перевозкой рыбной молоди и производителей не возникало?
– Там, где это необходимо мы получаем пропуска. Например, в Москве мы их оформили для административного аппарата. И везде, где введены какие-либо ограничения по транспортировке, мы по производственной необходимости эти пропуска используем. Тем более что московская схема в основном скопирована по регионам. Мы разобрались в ней один раз здесь в Москве и применяем теперь в наших филиалах.
– Как влияет ситуация с коронавирусом на выполнение рыбоводными заводами госзадания, а также на работы по реконструкции и расширению производственных мощностей? Какие проекты были отложены или заморожены до конца пандемии?
– По госзаданию я пока не вижу никаких рисков, потому что финансирование мы получаем в полном объеме. Федеральное агентство выполняет все свои функции и делает все, что нам необходимо. Зарплату мы людям платим, икра везде заложена, заводы работают по плану – проблем с госзаданием, думаю, никаких не будет, как и с компенсационными выпусками.
А вот что касается проектов… Пока мы ничего не планируем переносить, но на сегодняшний день есть два обращения, не буду говорить, по каким проектам, от подрядчиков, которые, ссылаясь на коронавирус, просят не отменить их обязательства, а перенести. В силу того, что практически все контракты у нас либо по ФЗ-44 либо по ФЗ-223, мы сейчас смотрим, какие имеются правовые основания для переноса сроков. Если они есть, то мы будем рассматривать все такие обращения. А если нет, то и говорить не о чем, потому что мы руководствуемся законом. В случае, если по закону ситуация с коронавирусом не является форс-мажором, тогда все должны будут выполнять свои обязательства.
– Воспроизводству каких видов водных биоресурсов планируется уделить приоритетное внимание в этом году?
– В первую очередь, это осетровые. В этом году в Астрахани бонитировка показала, что мы должны получить рекордное количество икры. Это само по себе требует пристального внимания, потому что нам нужно с минимальными потерями довести эту икру до малька, потом его вырастить и выпустить. Мы будем постоянно отслеживать, как там развивается ситуация. Очень важно подготовить производственные мощности – если икры будет много, нужно понять, где мы будем подращивать посадочный материал.
Далее, по Нижнеобскому бассейну и по Енисею по осетровым у нас заключены очень крупные и очень ответственные контракты. Они связаны и со строительством портов, и с крупными нефтяными компаниями – это уже по внебюджетной деятельности.
– Вы имеете в виду компенсационные мероприятия?
– Да, компенсационные выпуски, они будут в этом году рекордными. Впрочем, мы каждый год процентов на 30 прирастаем по объемам внебюджета. И нынешний год не станет исключением. Хотя это своего рода вызов для производства, потому что мы набрали заказов по максимуму под тот объем, который можем сделать.
– Для Нижнеобского бассейна главный объект – это сибирский осетр?
– Да, сибирский осетр. В Нижней Оби это обская популяция, на Енисее – соответственно, енисейская. Обская популяция в Красной книге всегда была, а енисейскую внесли туда совсем недавно. Поэтому такие виды – именно то, что необходимо, и все компенсационные расчеты базируются на них.
– А помимо осетровых?
– Во-первых, дальневосточную путину никто не отменял. В прошлом году мы очень аккуратно и точечно опробовали свои силы в совместных действиях с теруправлениями и с субъектами по охране наших речек. Получили очень неплохие результаты. Например, по реке Найба у нас были подходы рыбы к нашим рыбоводным заводам, которых даже старожилы не помнят. Десять-двенадцать лет таких подходов точно не было.
Теперь мы понимаем как действовать – активно использовать арсенал своих беспилотников, плотно взаимодействовать с теруправлением, с местной полицией, охранными структурами… И это дает результаты. В этом году мы хотимрасширить наш опыт и на Сахалине, и в Приморье, и на Камчатке. Готовимся к этому очень серьезно и тщательно.
– А хватит у вас сил, средств, людей, в конце концов, чтобы охранять такое количество рек?
– Это же вопрос организации. Ключевое здесь – средства. Средств хватит, а остальное зависит от того, насколько эффективно мы сможем их использовать. В прошлом году мы создали оптимальную систему и теперь знаем, как действовать, понимаем своих контрагентов и к кому с каким вопросом обращаться. Мы еще в прошлом году закупили большую часть техники под сегодняшние работы – это и беспилотники, и квадроциклы, и лодки – все современное, новое. Поэтому будем работать, ничего волшебного в этом нет.
– В конце апреля глава Росрыболовства Илья Шестаков провел совещание по подготовке к лососевой путине, по итогам которого Главрыбводу было поручено взять на особый контроль выполнение госзадания на ЛРЗ. В какой мере те шаги, о которых вы рассказали, будут этому способствовать?
– В очень большой. Без этих мероприятий мы не смогли бы заложить икру в полном объеме. Сейчас по госзаданию мы везде закладываемся нормально. Разве что по Амуру чуть-чуть не дотянули, там у нас 87% на этот год, но по всем остальным регионам – Сахалин, Камчатка, Приморье – везде 100%.
Другой вопрос в том, что у нас там оформлены рыбоводные участки, а производственные мощности заводов несколько выше госзадания. Поэтому мы могли бы закладывать больше икры для выпусков на свои участки. Но без эффективных охранных мероприятий больше икры взять неоткуда, поэтому именно в этом направлении мы и начали действовать.
– Как вы оцениваете работу по воспроизводству байкальского омуля? Уже есть какие-то результаты выпусков последних трех лет?
– Результаты, безусловно, есть. Наука фиксирует рост нерестового стада у омуля различных популяций, причем достаточно существенный. Навскидку по цифрам, если в 2016 году общее нерестовое стадо омуля оценивалось в чуть более 600 тыс. особей, то уже в этом году эксперты дают оценку практически в 2 млн особей. Нормальная ситуация, по мнению ученых, – это от 4 до 6 млн особей.
Но важно понимать, за счет чего это происходит, потому что на Байкале сейчас проводится целый комплекс мероприятий. То, что непосредственно касается нас, – это выпуски омуля селенгинской и большереченской популяций. Там ситуация такая: поскольку омуль начинает нереститься на седьмой-восьмой год жизни, а мы начали его выпускать с 2017 года, то результаты своей работы мы получим через семь-восемь лет. Поэтому напрямую говорить, что это наши действия привели к росту популяции, еще рано. Мы наращиваем объемы выпуска, но работаем на будущие годы.
– Конечная цель – наладить цикл естественного пополнения запаса?
– Разумеется! Восстановить нерестовое стадо – это основная задача. И оно восстанавливается. Но нынешние результаты достигнуты в первую очередь за счет того, что с 2018 года введен мораторий на промысел байкальского омуля.
В прошлом году заводы Байкальского филиала Главрыбвода заложили еще на 100 млн штук икры больше – 570 млн штук. Но это уже предел возможностей производственных площадок в том виде, в котором они были нам переданы. По Большереченскому заводу мы уже завершили проектирование, со следующего года начнем его полную реконструкцию. Причем мы планируем делать ее так, чтобы это не привело к остановке закладки икры уже следующего года. Работать будем параллельно.
По Селенгинскому заводу мы заканчиваем проектирование в этом году, а к строительству приступим уже в следующем. Все это позволит нам кратно увеличить объемы воспроизводства омуля, что, безусловно, положительно скажется на его запасах.
– Вы отметили роль моратория на промысел в восстановлении популяции. А как же жалобы на его неполное соблюдение, особенно в части квот для КМНС?
– Цифры, которые я вам назвал, это официальные данные науки, полученные в результате мониторинга. Они есть в открытом доступе. Поэтому отрицать, что меры, предпринятые Росрыболовством по спасению популяции байкальского омуля, привели к ощутимому результату, нельзя, но, как и в любой сложной системе, везде есть проблемные зоны.
Насколько я знаю, есть вопросы к использованию квот для КМНС по сути для браконьерства. Такие факты выявляются, и теруправление с ними борется совместно с местными органами власти и полицией, это длительная планомерная работа. Но даже несмотря на нелегальный промысел, по омулю уже есть очень существенные результаты, и они будут каждый год все лучше и лучше.
Мы это видим даже по отловам производителей. Наши заводы каждый год ловят все больше и больше производителей и закладывают все больше и больше икры. Для понимания ситуации, когда Главрыбводу передали эти заводы в 2017 году, мы просто не смогли отловить нужное количество идущей на нерест рыбы, поэтому заложили, если не ошибаюсь, чуть более 120 млн штук икры. Сейчас, как я уже сказал, закладывается 570 млн штук. Значит, количество производителей растет.
– А как обстоят дела с внедрением на государственных заводах новых объектов и насколько они нужны?
– В нашем распоряжении очень широкий спектр видов водных биоресурсов, которыми можно заниматься с точки зрения возобновления запасов. Вопрос в том, какова в этом необходимость. За редким исключением по всем видам ВБР, которые действительно требуют программы воспроизводства, мы уже работаем.
Да, есть такие уникальные объекты, как, например, таймень. По нему сегодня просто нет технологии воспроизводства, и не очень понятно, как с ним быть. Мы пробуем определенные подходы на наших заводах, пытались закладывать икру, но пока это не очень получается.
Наши эксперты подобные вопросы прорабатывают, но пока по ним нет особыхподвижек. В целом на наших заводах практически все, что нужно воспроизводить сейчас, воспроизводится.
– С чем связано сокращение в прошлом году объема выпусков рыбной молоди в рамках мероприятий по компенсации ущерба водным биоресурсам и среде их обитания?
– Это связано с тем, что Росрыболовство заняло очень правильную, на мой взгляд, и очень жесткую позицию по видовому составу выпускаемой рыбы в рамках компенсационных мероприятий. Что произошло? Наука разрабтала так называемые рейтинговые списки, которые очень однозначно трактуют и предписывают в компенсационных мероприятиях выпускать именно ценные, особо ценные и редкие виды и те виды, которые требуют воспроизводства в данный момент. Соответственно малоценные виды из воспроизводства ушли, а ценные виды рыб, в основном осетровые, добавились. Но в силу того, что механизм компенсационных мероприятий устроен так, что молоди ценных видов в штуках необходимо выпускать меньше, чем малоценных для компенсации одного и того же ущерба, получилось, что общее количество рыбы уменьшилось.
Например, ушла пелядь, запасы которой в Нижнеобском бассейне уже на приличном уровне, и рыбаки не жалуются, ловят, сколько им необходимо. Эта популяция была реально восстановлена. Но зачем же нам продолжать пополнять ее в больших объемах, если можно выпускать того же «краснокнижного» сибирского осетра обской популяции? Вот за счет этого и произошло снижение.
Позиция Росрыболовства, кстати, была поддержана и субъектами, и местными крупными компаниями, которым тоже в рамках своих экологических программ интересно выпускать виды, реально требующие поддержки.
– Значит у вас теперь есть возможность восстанавливать и запасы более ценных сиговых, например, муксуна, о чем давно просят и рыбаки и регионы?
– Конечно. В рейтинговом списке для Нижней Оби, если не ошибаюсь, на первом месте стоит сибирский осетр, следующим видом, для которого разработаны биотехнологии, – как раз муксун, дальше чир – то есть те виды, которых реально почти не осталось. И только потом идет пелядь. А ведь именно пелядь была основным видом, за счет которого компенсировалось 90% ущерба по Нижнеобскому бассейну. И мы очень рады, что федеральное агентство увидело эту проблему и предприняло определенные шаги, чтобы ее разрешить.
– А предприятия Главрыбвода в состоянии обеспечить повышенный спрос на молодь редких и ценных видов рыб?
– Мы только на Абалакском заводе увеличили объем воспроизводства в пять раз. Когда вся эта история начиналась, он мог выращивать 1 млн штук сибирского осетра, а в этом году сможет сделать 5–6 млн штук в зависимости от количества отловленных производителей. Можно было бы и больше, просто пока нет таких заказов. Даже с учетом того, что многие предприятия перешли на осетра, мы обеспечиваем всех желающих.
– Резерв еще есть?
– Мы вполне можем увеличивать объемы. К тому же мы начали заниматься муксуном, это второй номер в рейтинговом списке. Думаю, что уже в следующем году у нас появятся определенные возможности и по этому виду сиговых.
Кстати, если смотреть только по нашим заводам, то объем компенсационных выпусков не уменьшился. Даже несмотря на то, что мы не выпускаем пелядь. Мы сконцентрировались на восстановлении ценных и особо ценных видов рыб – таких как осетр, муксун, чир, лосось и других.
