«А вы знаете, что у нас в городе живет последний из прославленных китобоев Советского Союза? — спросил меня председатель Севастопольского Морского собрания Виктор Павлович Кот. — Это заслуженный рыбак-профессионал, человек удивительной судьбы и огромной скромности. Зовут его Герман Лаврентьевич Кирюхин. А рыбачить он начал еще мальчишкой в годы Великой Отечественной».
Текст: Владимир Пасякин
Герману Лаврентьевичу исполнилось 92 года. Несмотря на перенесенную недавно операцию, он согласился побеседовать с корреспондентом журнала «Русская рыба» и поделиться воспоминаниями о наиболее интересных моментах своей богатой биографии.
Тринадцатилетний кормилец
— Когда началась война, мне было 13 лет, — вспоминает ветеран. — И жили мы недалеко от поселка Мумра, на моторно-рыболовной станции, которая обслуживала суда, ведущие промысел в северной части Каспийского моря. Отец мой Лаврентий Семенович работал там бухгалтером-экономистом. Осенью 41-го его призвали, он воевал в кавалерии в Кубанской казацкой дивизии. Дважды был ранен, после второго, тяжелого ранения прямо из госпиталя из Армавира снова попал на фронт, даже на день не заехав домой. Мы получали от него письма-треугольнички. Потом они перестали приходить. Через некоторое время мама получила похоронку. Это было в 1943 году, я тогда учился в восьмом классе. Кроме мамы — Марфы Васильевны — в семье осталось трое детей, из которых я был старший. Школу пришлось бросить — нужно было помогать семье. И я самостоятельно занялся ловлей рыбы. Сам ставил сети, в том числе и в зимнее время. Помню, как тяжело было вытаскивать сеть из-подо льда. Ловил в основном у берега, мелкую рыбешку. Но однажды в сеть попала крупная рыбина. Ячея была мелкая, и рыба скатывалась по сети, я боялся ее потерять. Но все же поймал. Думал, это крупный жерех. Радостный понес улов домой. По дороге встретил соседа-рыбака, дядю Ваню, как мы его величали.
— Кто ж тебе такую рыбу подарил? — спросил он.
— Сам поймал!
— Не может быть! — удивился сосед. — Это же каспийский лосось, он и для опытных рыбаков — огромная и редкая удача. Ну если и взаправду сам поймал, то быть тебе настоящим рыбаком.
В тот день в семье Кирюхиных был настоящий праздник.
А чуть позже началась работа Германа в рыболовецкой артели в поселке Мумра, расположенном на берегу протока Бакланий в Нижней Волге. Лозунг «Все для фронта, все для Победы!» имел для него конкретный смысл. Но и рыбалку не бросал, рыболовные снасти всегда были при нем. В семье он был главный кормилец. Как появлялось свободное время — схватил удочки и к воде. Ему везло. Нередко попадались крупные сазаны.
Путь к мечте
Однажды на глаза Герману попал обрывок газеты (газеты были в то время в особой цене, они шли на самокрутки). Там он прочел объявление о наборе юношей в Астраханскую школу мореходного обучения. Это и подтолкнуло сделать первый шаг навстречу рыбацкой судьбе. Марфа Васильевна согласилась отпустить кормильца, война шла к завершению, нужно было думать о будущем.
— Учись, сынок, мы как-нибудь перебьемся.
Собрала мама нехитрую одежонку сыну, дала хлеба на дорогу, двух вяленых лещей и пять воблин. Взял Герман коньки, котомку на плечи и рано утром двинулся один в дальнюю дорогу. Вообще-то он собирался отправиться в Астрахань вместе с другом, но тот в последний момент передумал.
Полсотни километров по льду на коньках отмерил — половину пути прошел. Добрался до села Икряное, когда совсем стемнело. Увидел женщину с коромыслом.
— Не пустите в дом переночевать?
— А ты куда, пострел, путь держишь?
— В школу мореходного обучения, моряком хочу стать.
Зашли в дом, на печи двое маленьких мальчиков вопросительно на постояльца смотрят.
— Поди устал с дальней дороги, раздевайся. Вот только покормить тебя особо нечем. Но кашей поделимся…
Вытащил Герман свои припасы, положил на стол хлеб, вяленого леща, вместе поужинали. Поднялся рано, поблагодарил за ночлег, и в пять утра снова в дорогу. Еще 50 километров одолел и поздно вечером добрался до мореходки.
— 15 января 1945 года я стал курсантом этой школы, — говорит Кирюхин.
Попал Герман в группу радистов, а хотел в рулевые. И добился своего, стал рулевым. 9 мая 1945-го он встретил курсантом-отличником.
По окончании школы Кирюхина вместе пятью другими отличниками его группы направили на годичные курсы штурманов малого плавания при учебно-курсовом комбинате пароходства «Рейдтанкер» Минморфлота СССР. Там он проучился до июня 1947 года. По достижении плавательного матросского ценза работал третьим, вторым помощником капитана на морских буксировщиках. Для судоводителей работа на этих судах давала опыт смешанного плавания река-канал-море.
«Каспий» пробивается сквозь льды
Наибольшую сложность представляла буксировка барж по 100-километровому каналу, на котором земснаряды едва успевали поддерживать необходимую глубину и ширину фарватера. Особенно трудно было зимой. С помощью ледокола «Каспий» караваны пробивались в море навстречу с танкерами неделями. Идти по каналу, скрытому под льдом, без навигационного ограждения, по магнитному компасу было делом нелегким.
— В 1950 году мне довелось принимать участие в операции по выводу с моря задержавшихся на промысле однопалубных судов, парусных и моторных, — вспоминает Кирюхин. — Суда-рыбницы имели деревянные корпуса и не могли плавать во льдах. А неожиданно ранние морозы покрыли тонким льдом всю мелководную часть северного Каспия, отрезав рыбакам путь к дому. К барже каждого каравана цеплялось до 10–12 парусных рыбниц, рядами по 2–3 корпуса. Моторные рыбницы шли своим ходом за первым караваном. Поначалу все было хорошо. Но тут, не доходя до бетонного острова с маяком — единственного ориентира, построенного у поворота канала — началась подвижка льда. Несколько рыболовецких судов погибло — их корпуса кренило и резало льдинами, буксирные концы обрывались. Несчастным рыбакам оставалось лишь успеть покинуть свои суда и бежать по льду. Остановиться и оказать им помощь было невозможно, ибо тогда всех постигла бы их участь. За искусственным островом на мелководной части вдоль канала были установлены сваи, сдерживающие движущийся лед. Это и позволило снять со льда рыбаков с погибших судов. До сих пор из моей памяти не стерлись эпизоды того экстремального рейса.
Китобойный промысел
В апреле 1951 года Кирюхин был откомандирован в Одессу на годичные курсы штурманов дальнего плавания при учебно- курсовом комбинате Управления антарктической китобойной флотилии «Слава». По окончании этих курсов он с 1952-го по 1967 год работал в должностях третьего, второго, старшего помощника капитана, затем капитана китобойных судов флотилий «Слава» и «Советская Украина».
В тот же период Кирюхин завершил прерванное в военное время среднее образование. Он учился в школах на борту китобаз и в школе рабочей молодежи №11 в Одессе во время годичного отпуска. Затем заочно окончил Одесское высшее инженерное морское училище (ОВИМУ) по специальности «Судовождение на морских путях» с присвоением квалификации инженера-судоводителя. Главным в его жизни стал китобойный промысел. Я попросил Германа Лаврентьевича подробно рассказать об этом, ведь сегодня в живых китобойцев почти не осталось.
— История промысла китов в Антарктике зарождалась в 1946 году, — говорит Кирюхин. — Подготовленная в Англии китобаза «Слава» и 15 паровых китобойных судов первые два рейса сделали смешанными экипажами: советскими моряками и норвежскими специалистами по китобойному промыслу. После двух рейсов наши моряки уже обходились без помощи иностранцев и в дальнейшем самостоятельно создавали историю и славу своей флотилии под руководством Алексея Николаевича Соляника. Для нашего китобойного промысла в Антарктике в Николаеве были построены крупнотоннажные (водоизмещение 45 000 т) китобазы «Советская Украина» и «Советская Россия», а также дизель-электрические суда, которыми укомплектовали и флотилию «Юрий Долгорукий» (эту китобазу переоборудовали из трофейного пассажирского лайнера). Позже были построены еще две среднетоннажные (30 000 т) китобазы «Владивосток» и «Дальний Восток». В рейсе 1968-1969 годов мне довелось работать рядом с капитан-директором флотилии «Советская Украина» Борисом Макаровичем Моргуном — человеком честным, порядочным и скромным. Я был его заместителем по промыслу и капитан-дублером китобазы. После этого рейса был назначен капитан-директором на новостроящуюся рыбопромысловую базу «Восток» в Ленинграде. Но участвовать в завершении ее постройки не пришлось. Трагическая гибель Бориса Моргуна в Антарктике в 1970 году вернула меня на китобойную флотилию.
С этого периода работа на флотилии, по словам Кирюхина, была насыщенной ежегодными усложнениями промысловой обстановки, вызванными как объективными, так и субъективными факторами. В период «холодной войны» между СССР и США Международная китобойная комиссия по регулированию китобойного промысла (МКК) выполняла чаще всего политическую роль. Так или иначе, но квоты выбоя китов резко сокращались.
— Для удержания рентабельности мы начали систематически заниматься реорганизацией всей хозяйственной деятельности флотилии, — вспоминает Кирюхин. — Повсеместно сокращали расходы и прежде всего наиболее затратной части — горюче-смазочных материалов. Замещение режима движения максимальной скорости экономическим дало значительное снижение расходов не только на топливо, но и на ремонт главных двигателей, который теперь осуществлялся раз в два года, а не ежегодно, как раньше. Из-за сокращения квот на добычу китов надо было искать пути увеличения производства мороженного китового мяса. Попытка организовать производство этого вида продукции на борту специально приданного производственного рефрижераторного судна «Севастополь» не удалась. Процесс передачи сырца занимал много времени. Это сковывало китобазу, утрачивалась мобильность в работе всей флотилии, резко падала суточная добыча.
Решению проблемы помог случай. С 1972 года на китобазе «Советская Украина» первым международным наблюдателем МКК, контролирующим промысел китов в Антарктике, оказался японский китопромышленник, некий господин Накагава. Его заинтересовало предложение покупать у нас китовое мясо в свежем виде непосредственно в районе промысла. Договорились с ним по возвращении попытаться воплотить обоюдно выгодную идею.
Но дело не сразу сдвинулось. При докладе на коллегии в министерстве наше предложение не поддержали представители управления «Дальрыба», на балансе которой была китобойная флотилия «Советская Россия», мотивируя неудачей их опыта в совместной когда-то работе с японцами.
Лишь через год был заключен контракт с японской фирмой. И с 1974 по 1987 год только «Советская Украина» ежегодно продавала японцам до 10 тыс. тонн китового мяса в свежем виде. Выход продукции повысился с 33–34% до 68–69%. Рентабельность флотилии значительно возросла, увеличились валютные поступления.
Передача парного китового мяса на японское производственное рефрижераторное судно осуществлялась оперативно, с помощью двух небольших судов-кавасаки, находившихся на его борту.
— По мере запрета добычи всех крупных видов китов мы перешли на промысел малого полосатикаминке, добыча которого раньше не велась, — вспоминает Кирюхин. — Изъятие китов минке осуществлялось в научно обоснованном объеме под жестким международным контролем. Такой системно-регулируемый промысел не влиял на состояние численности их стад. Этому способствовало и стремление гарпунить наиболее крупные особи минке, что давало наибольшее количество добытого сырца. И как показали научные биологические исследования добытых китов, проводимые на борту наших китобаз, крупные особи не участвуют в «воспроизводстве» стад своих сородичей. Добычу китовминке в Антарктике осуществляли только Япония и СССР.
Благодаря этому экономические показатели флотилии улучшились и стабилизировались. К тому же с 1978 года взамен бездействующих жиротопенных котлов китобои сформировали рыбоконсервную линию и параллельно с промыслом китов выпускали рыбные консервы из замороженной рыбы, которую приобретали в центрально-восточной Атлантике, по пути следования в антарктические воды.
Такое переоборудование моряки выполняли в основном своими силами, постепенно готовясь к перепрофилированию китобазы в рыбно-консервный плавзавод, поскольку с 1987 года вводился полный мораторий на промысел китов. Работы по переоборудованию велись непрерывно и в периоды рейсов.
Надежность судоремонта
— Китобаза и 8 китобойных судов всегда ремонтировались в Севастополе, а остальные суда флотилии — на заводах в Одессе, Херсоне, Измаиле, — продолжает Кирюхин. — 30 ремонтных периодов я провел в Севастополе, на Севморзаводе, находясь на китобойных судах и китобазе. И не было ни одного случая срыва сроков ремонта. Китобаза всегда отходила от причала завода 27 сентября вне зависимости от объема ремонтных работ, выполнение которых обеспечивалось в две,
а иногда в три смены. При 7–8-месячной непрерывной работе главных двигателей и вспомогательных механизмов не было случаев поломок. Надежно работали также и производственные агрегаты. Мы относились с глубоким уважением к рабочим завода, которым, можно сказать, доверяли свои судьбы. В широтах так называемого водяного кольца южного полушария часто бывают ураганы, а высота водяных валов достигает 32 метров (по данным из лоции Антарктики). Нам доводилось испытать на себе буйство стихии, когда при скорости ветра 48 метров в секунду над волнами несется сплошной поток воды, сопровождаемый гулом. В таких случаях единственной надеждой была безотказность работы двигателей и рулевого механизма.
По труду и честь
Внимание к китобойной флотилии в те годы было всеобщим.
— Обычно по окончании промысла мы заходили в два иностранных порта для отдыха и стояли в одном пять, а в другом двое суток, — продолжает Кирюхин. — И каждый раз к нам проявляли интерес и официальные лица, и общественность. Китобаза превращалась в экскурсионный объект. Желанными гостями являлись представители славянских общин за рубежом.
А когда мы входили в родной порт, стоявшие у причалов суда приветствовали нас флагами и гудками, на причале встречал оркестр. Затем проходил торжественный митинг с участием тысяч горожан. Казалось, был всеобщий городской праздник.
Воздавали дань уважения труду китобоев министр рыбного хозяйства СССР Александр Акимович Ишков, руководство Главного управления южных бассейнов Минрыбхоза, руководители области и городские власти Одессы. Пока мы выгружали продукцию (а это продолжалось около двух недель), китобазу посещало много людей: представители разных общественных организаций, трудящиеся производств, студенты и школьники. Гостями были и первые космонавты СССР. Труд китобоев оценивался высоко, их поощряли, награждали орденами и медалями.
Герман Кирюхин был удостоен орденов Ленина, Трудового Красного знамени, многих других на град. Дважды представлялся он к высокому званию Героя Социалистического труда, но оба раза его фамилию вычеркивали из списков. Герман Лаврентьевич знает, с чьей подачи это делалось, но не держит ни на кого зла. Главной наградой для него были любовь и уважение подчиненных…
Герман Кирюхин возглавлял антарктическую китобойную флотилию «Советская Украина» целых 16 лет. А это огромное хозяйство — 18 китобойных судов плюс сама китобаза.
— А не жалко было бить китов? — не удержался я от вопроса.
— Жалко, — признался Герман Лаврентьевич, — но в этом была необходимость. Мы кормили свою страну. Это было огромным подспорьем.
Спросил я прославленного китобоя и про долголетие. Ему трудно дать 92 года. Особенно когда он в форме.
— Я никогда не курил, не употреблял спиртное даже в праздники, не переедал, — улыбается Герман Лаврентьевич. — Многие десятки лет дышал чистейшим морским, затем океанским воздухом и затем тяжело привыкал к городской атмосфере, всегда старался больше двигаться, даже будучи в рейсах, не рвал сердце завистью, старался делать людям добро, любил и люблю свою семью…
А в его семье, когда она собирается вместе, — четыре поколения. Его сын Владимир, выпускник МГИМО, уже на пенсии, а самый младший — правнук Тимоша — учится в 4 классе.
Герман Лаврентьевич до сих пор поддерживает прочные связи с рыбаками Севастополя. Он желанный гость во Дворце культуры рыбаков. И готовится встречать 75-летие Победы. Для Севастополя, и особенно тех, кто помнит войну, это особый праздник.
Фото автора и из архива Германа Кирюхина
