Выдающийся советский писатель, лауреат Нобелевской премии Михаил Александрович Шолохов, чей 115-летний юбилей мы отмечали 24 мая 2020 года, как известно, был заядлым рыболовом и охотником. Рыбалку же выделял особо — как разновидность творческого поиска, ловитвы. По воспоминанием близких, почти не было случая, чтобы Михаил Александрович возвращался без трофея: как и в работе над словом, он прежде всего ценил результат.
Текст: Михаил Умнов
Не в столице, а в станице
Михаил Шолохов город не любил, в Москве, где приходилось бывать по писательским делам, старался не задерживаться и при первой возможности возвращался домой, на Дон. «Не могу жить без природы, — признавался Шолохов. — Все в ней неповторимо. Вечно новы облака, воды, травы, деревья… Лучше всего мне думается, когда я на охоте… Особенно у воды». Односельчане, жители Вешенской были уверены, что их знаменитый земляк живет «не в столице, а в станице» только из-за страсти к рыбалке. Кабинетная писательская жизнь Шолохова для всех, кроме членов семьи, была скрыта, да и вряд ли понятна. «Меня всегда удивляло его умение все и всех организовать, распланировать, — писал в своих воспоминаниях внук писателя, директор музея-заповедника Александр Михайлович Шолохов. — Создавалось впечатление, что его только рыбалка и интересовала. А оказывается, он вставал чуть ли не в три часа утра и до того, как все просыпались, успевал над рукописями поработать, письма разобрать, другие дела переделать». Зато потом Шолохов становился как все, возвращаясь в тот народный поток и ту материальную культуру, которая при всех социальных пертурбациях почти не изменилась со времен основания на Дону казачьей вольницы. Все Шолоховы сызмальства воспитывались как добытчики, приучались к удочке и ружью.
В романе «Тихий Дон» есть замечательное описание совместной рыбалки отца и сына Мелеховых.
«Леса, пронзительно брунжа, зачертила воду, за ней косым зеленоватым полотном вставала вода. Пантелей Прокофьевич перебирал обрубковатыми пальцами держак черпала.
— Заверни его на воду! Держи, а то пилой рубанет!
— Небось!
Большой изжелта-красный сазан поднялся на поверхность, вспенил воду и, угнув тупую лобастую голову, опять шарахнулся вглубь.
— Давит, аж рука занемела… Нет, погоди!
— Держи, Гришка!
— Держу-у-у!
— Гляди, под баркас не пущай!.. Гляди!
Переводя дух, подвел Григорий к баркасу лежавшего на боку сазана. Старик сунулся было с черпалом, но сазан, напрягая последние силы, вновь ушел в глубину.
— Голову его подымай! Нехай глотнет ветру, он посмирнеет.
Выводив, Григорий снова подтянул к баркасу измученного сазана. Зевая широко раскрытым ртом, тот ткнулся носом в шершавый борт и стал, переливая шевелящееся оранжевое золото плавников.
— Отвоевался! — крякнул Пантелей Прокофьевич, поддевая его черпаком».
В этом репортажном изложении виден рыбацкий опыт и мастерство самого Шолохова. Очевидно, что спрессованная реалистичность действия заставляет писателя сдерживать поток эпитетов, как бы приберегая их для менее напряженного, сугубо описательного сюжета. Такой образец образной и точной русской прозы мы встречаем в другом рыбацком отрывке «Тихого Дона»: «Над песчаным твердым дном стаями пасутся чернопузы, ночью на россыпь выходит жировать стерлядь; ворочается в зеленых прибрежных теремах тины сазан; белесь и судак гоняются за белой рыбой; сом роется в ракушках; вывернет иногда он зеленый клуб воды, покажется под просторным месяцем, шевеля золотым, блестящим правилом, и вновь пойдет расковыривать лобастой усатой головой залежи ракушек, чтобы к утру застыть в полусне где-нибудь в черной обглоданной коряге».
В русской литературе было немало любителей бежать от городской суеты и посидеть с удочкой на берегу реки, обдумывая сюжет романа, но, кажется, только Михаила Шолохова можно причислить к потомственным мастерам рыбной ловли. В народном понимании, скупом на эпитеты. О профессиональном отношении Шолохова к рыбалке лучше всего свидетельствует его «рыбацкоохотничья» комната, сохранившаяся в неизменном виде и ставшая отдельной экспозицией Вешенской музейной усадьбы. Здесь Михаил Александрович проводил много времени, готовя снасти для предстоящей ловли. Примечательно, что Шолохов, обласканный властью (Сталин считал его «лично преданным») и по советским меркам весьма обеспеченный человек, всю жизнь отдавал предпочтение самодельным удилищах из березы. (Бамбуковыми пользовались его сыновья и частые гости). Он сам плел большие, размером с тракторное колесо, садни или сачки для крупной рыбы, например, сазанов. О поимке одного из таких гигантов сохранилось воспоминание станичника Тихона, с которым Шолохов однажды удил рыбу на берегу Дона. Клюнувший сазан оказался настолько крупным, что удочка Шолохова согнулась пополам. Боясь, что она сломается, Михаил Александрович бросил ее в реку. Затем вместе с Тихоном он на лодке догнал скачущий по волнам «поплавок» и с трудом втащил рыбу в лодку. В вертикальном положении сазан, касаясь хвостом земли, доходил до плеча Шолохова. Рыбакам пришлось связать два больших садка, чтобы сохранить трофей до конца рыбалки. Так вот, все снасти Шолохов налаживал либо сам, либо с помощью жены Марии Петровны, которая не уступала мужу ни в ловле рыбы, ни в стрельбе по диким уткам и гусям. По свидетельству сыновей Шолохова, их отец часто уступал своей супруге самые «счастливые» места на берегу Дона или Хопра. Вообще, Шолоховы были уникальны тем, что на рыбалку и охоту они отправлялись всем семейством, с большой палаткой, причем такие выезды на природу могли продолжаться до нескольких недель. Подобный подход к делу трудно назвать любительским, это было частью жизни Михаила и Марии Шолоховых. В письме конца 1920-х, адресованном молодой жене из Москвы, уже завоевавший известность писатель проговаривается, что не смог удержаться и потратил значительную часть гонорара на новую двустволку и на английские крючки. «Чудесные крючки, хоть сома в 20 пудов удержат, — пишет Шолохов. — Пробовал плесть лески ночью вчера, но без тебя дело не выходит».
Любимое Приуралье
Шолохов не мог жить без Дона, своего круга земляков, родных типажей, но с растущей славой писателя, особенно после присуждения ему Нобелевской премии, станица Вешенская стала превращаться в место паломничества. Видимо, в этом была причина того, что писатель стал искать место, где можно было спокойно работать и в то же время находиться в привычном рыбацко-охотничьем мире. С 1960 года вторым домом Шолохова становится Братановский яр — живописное побережье реки Урал в часе езды от города Чапаевска. Здесь, в небольшом доме, окруженном тополями и липами, писатель находил уединение, много работал над романом «Они сражались за Родину». В те годы в реке Урал и окрестных озерах в изобилие водились судак, сазан, щука, лещ, попадались осетр и белуга. По воспоминаниям сына писателя, однажды его отцу «посчастливилось поймать красавца-сазана на одном из озер, а весил великан около шестидесяти килограммов. Сразу рыбацкий авторитет Михаила Александровича Шолохова среди местных рыболовов поднялся на недосягаемую высоту». (Даже если в этом сообщении и содержится чисто рыбацкое преувеличение, оно не намного превышает официально зарегистрированный максимальный вес выловленного в 1996 году сазана — 48 кг). Обычным же уловом Шолохова были сазаны весом 8-12 кг. Первозданная природа, богатая рыбалка, леса, полные дичи, скрашивали досуг писателя, придавали ему сил для работы над рукописями. А в письмах близким он посылал не пламенный революционный, как в юности, а «прохладный рыбацкий привет».
В защиту природы
Азартный рыболов и охотник Шолохов не любил сумасшедшего клева, когда голодная рыба брала без разбора все, что блестит и движется, как это бывало на Урале. Сергей Калмыков, шофер Шолохова, вспомнил, что по этой причине Шолохов никогда не ловил на блесны, считая, что этот вид рыбной ловли не развлечение, а тяжкий монотонный труд, не дающий возможности «ни покурить, ни подумать». К тому же такая рыбалка провоцировала на чрезмерный улов, а этого Шолохов не позволял ни себе, ни своим близким. Человеческая жадность, излишняя запасливость, истребление ради развлечения вызывали в нем протест и осуждение.
Скромный в быту и в общении Шолохов становился требовательным и жестким, когда дело касалось природоохранных мер. Благодаря содействию Шолохова были зарыблены несколько прудов в соседних с Вешенской станицах, установлена обширная защитная зона Дона, создана Донская научно-исследовательская лесная опытная станция. Михаил Александрович способствовал тому, чтобы в Вешенском лесохотхозяйстве появились почти исчезнувшие там животные, в том числе косуля, ондатра, енот, бобр и др. Шолохов одним из первых заговорил о недопустимости строительства на Байкале печально известного целлюлозного комбината, обращался в высшие инстанции с требованием спасти от браконьерства приуральские Камыш-Самарские озера путем образования заповедника или хотя бы заказника. Далеко не все, но многое Шолохову удалось осуществить, особенно на родине, где его авторитет был поистине всенароден. Таковым он остается и поныне.
