К 23 Февраля столичная рыбная мафия преподнесла инспектору Крамарчуку подарок: проколола колеса его автомобиля. Отомстила за очередное задержание крупной партии браконьерской черной икры. Сам инспектор Крамарчук отнесся к этому философски. После военной службы в Афганистане это все выглядит мелочью. «Знаете песню, что трус не играет в хоккей? — спрашивает Крамарчук. — Вот в рыбоохране тоже трусам не место». Текст: Антон Белых.
Сам Игорь Крамарчук — потомственный военный, в жизни пошел по стопам отца, тоже кадрового офицера. Сейчас он подполковник запаса, за спиной 25 лет службы в вооруженных силах. Прошел Афган, другие горячие точки. Терпеть не может «ряженых афганцев». «Мне обидно становится, когда я вижу попрошаек или музыкантов у метро, которые наденут камуфляж, тельняшку и начинают деньги клянчить. Типа подайте «афганцам» на еду. Те, кто реально был в Афгане, такими вещами заниматься не будут, даже если с деньгами туго».
Игорь Крамарчук достает свой старый фотоальбом, дембельским его назвать трудно. После 25 лет военной службы не слишком понятно, когда у человека дембель и наступает ли он вообще. На старых черно-белых фотографиях из 80-х — суровый быт воинов-интернационалистов. Где-то с дыней, где-то с пулеметом. Иногда в кадр попадают и душманы, которых уже не заставишь позировать на камеру. Игорь, как и все бывшие фронтовики, неохотно рассказывает о деталях той тяжелой войны. Говорит лаконично: «Я руководил отдельными группами, проводили спецоперации, устраивали засады. В Афгане было просто: либо ты, либо тебя».
Ближе к концу службы Крамарчук получил высшее юридическое образование и в 2011 году пошел работать в рыбоохрану. Создал с нуля отдел по городу Москве, входящий в состав Московско-Окского территориального управления Росрыболовства, и приступил к работе со столичными браконьерами и прочими злоумышленниками.
«Классических браконьеров в Москве сейчас немного. Редко, когда поймаешь деятеля с самодельной снастью типа «подъемника» или «телевизора», — говорит Крамарчук. — Хотя еще три-четыре года назад вся Москва-река в районе Строгино или Мякинино была заставлена сетями. Но это относительно небольшой участок, владельцев сетей нашли и обезвредили быстро. Законопослушные рыбаки-любители помогали. Им же неприятно смотреть на тот факт, что они честно ловят на удочку, а рядом умельцы сети ставят: на леща, жереха, сазана, их на севере Москвы довольно много».
Сегодня случаи такого сетного браконьерства единичны, хотя Крамарчук вспоминает, как в начале этой весны сотрудник отдела доставлял в полицию рыболова, который пытался с помощью «подъемника» удить на реке Сходне. Причем делал это довольно нагло, с моста через реку. Рядом находится мост для электричек, и все пассажиры видели этого удильщика. Браконьер попался капризный, не хотел расставаться со своей снастью и платить штраф в 5000 рублей — не самый, честно говоря, крупный штраф в мире. Пришлось вести в отделение, слушая по дороге поток угроз и ненормативной лексики. Но это, по словам Крамарчука, все же редкость. Основную головную боль доставляют не браконьеры-одиночки, которым даже лень выбраться из города для своего занятия, а подвыпившие компании, которые устраивают пикники на берегу водоемов.
«Подгоняют машину чуть ли не к самой воде, что запрещено. Костер разводят, пустые бутылки, пакеты, огрызки и прочий мусор в реку кидают, — сетует Крамарчук. — В наши обязанности входит ведь не только охрана самой рыбы, но и среды ее обитания. Подходишь, начинаешь разговаривать. Ведут себя по-разному. Если культурно и мусор не раскидывают, то мы можем и замечанием ограничиться. Но некоторые видят, что мы не полиция, и начинают строить из себя крутых, обещают все неприятности на свете, угрожают оружием. Были случаи, когда приходилось таких буйных и агрессивных «отдыхающих» силой задерживать и отправлять в отделение или вызывать наряд полиции».
Вообще, без помощи полиции инспекторам не обойтись в любом сложном деле. Полномочий у инспекторов рыбоохраны не так много, как хотелось бы. К примеру, Игорь Крамарчук имеет довольно четкое представление о том, где в Москве торгуют браконьерской продукцией. Но задерживать торговцев с поличным его инспекторы самостоятельно не имеют права: Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях не позволяет. Нужно сначала проинформировать полицию и уже только тогда проводить совместный рейд. Иногда бывает, что «рыбная мафия» успевает об этом пронюхать и сменить дислокацию. Иногда не успевает, и тогда можно «поймать» и целую фуру, набитую браконьерской икрой и осетриной. В Москве осетров не ловят, зато едят с удовольствием, зачастую не думая о происхождении такой продукции. Или не желая думать.
«Нелегальную рыбу можно найти фактически на любом столичном рынке, — уверен Крамарчук. — Полностью ликвидировать такую торговлю невозможно, для этого надо на каждый рынок ставить по сотруднику рыбоохраны и еще передвижную лабораторию подгонять, чтобы определять, аквакультурный осетр продается или браконьерский. Документы ведь часто подложные используют. Но эффект все равно есть. В качестве примера приведу Дорогомиловский рынок. Когда мы с полицией наведались туда впервые, то обнаружили там 50 точек по продаже незаконной рыбной продукции. Привлекли их к уголовной ответственности, пришли туда через месяц, нашли уже только 5 точек. Снова оштрафовали. Через месяц там уже не было ни одной браконьерской точки. Накладно оказалось. Рыбную мафию можно только экономически победить, по-другому невозможно».
Спрашиваю: «С торговцами осетриной все понятно, у них спрос есть. А вот столичные браконьеры, которые с сетями в Строгине прогуливались, они-то на что рассчитывали? Кто у них что купит?»
Оказывается, покупали запросто. И не только рынки, но и небольшие продуктовые магазинчики, и пивные «разливайки». Последние пивом торгуют по всем правилам, с накладными, чеками, нормами «пролива», но вот закуску могут и из-под полы предлагать. Скажем, какого-нибудь леща горячего копчения. Небольшие партии отследить было трудно. Теперь, конечно, такого копченого леща тоже периодически завозят, но уже из других регионов. А тут уже не докажешь, поймали этого леща сетью или на удочку, тем более если он копченый. Выдать продавца может только отсутствие чека, хотя и это гипотетически можно объяснить «забывчивостью». В общем, нюансов много.
Не меньше головной боли доставляют и крупные промышленные предприятия, которые сбрасывают в Москву-реку и другие столичные водоемы самые разнообразные отходы. Крамарчук признается, что по уровню антропогенного воздействия московские реки не знают равных. Самое удивительное, что, кроме Росрыболовства, эта проблема мало кого волнует.
«С одной стороны, большинство юридических лиц ведет себя сознательно, честно платит штрафы, компенсирует ущерб, — констатирует Крамарчук. — С другой стороны, огромное количество столичных предпринимателей вообще не имеют представления о том, что своей деятельностью могут уничтожить целые популяции рыб. Приходится постоянно встречаться, разговаривать, но на некоторые предприятия просто так не попадешь: они обнесены забором, вокруг охрана. Опять же приходится подключать правоохранителей. Хотя, когда людям начинаешь объяснять, что к чему, то они соглашаются, устраняют недостатки».
Одними из самых крупных штрафников являются метростроевцы. Они сейчас активно прокладывают тоннели, строят второе большое метрокольцо, которое пересекает не только Москву-реку, но и практически все ее столичные притоки. Метро нужно городу, но и рыбе от этого не легче. Впрочем, метростроевцы не жалуются, ущерб возмещают вовремя, столичные водоемы оперативно пополняются все новыми мальками. Хотя необязательно выпускать их исключительно в Москву-реку. Можно выпустить и в Оку, например. Водный бассейн один и тот же. Это уже как ученые порекомендуют.
Не могу не поинтересоваться у Крамарчука, часто ли предлагают ему решить спорные вопросы «полюбовно», проще говоря, за подношение. «Нет, — говорит, — не предлагают. Не потому, что все такие честные. Просто это Москва, здесь все более прозрачно, чем в глубинке, и тайное быстрее становится явным. В глубинке подобные вещи более вероятны. Там и круговая порука, и административный ресурс, и вообще зачастую действует принцип «друзьям — все, а врагам — закон».
Поспорить трудно. Если брать небольшие города, где почти все друг друга знают в лицо и по имени, то часто оказывается, что сыновья инспектора и браконьера вместе играют в футбол, жены работают на одном заводе, а главный поставщик отходов для местного озера когда-то был учителем химии в школе, где учился инспектор. Хотя, по большому счету, все это не оправдание, уверен Крамарчук.
«Главным инструментом в борьбе с коррупцией должна быть именно достойная зарплата. Не гигантская, а именно достойная, сопоставимая со средней зарплатой в данном конкретном городе». Оклад инспекторов рыбоохраны в Москве составляет 12–15 тысяч рублей. С премиями набегает тысяч 25. Для России терпимо. До средней зарплаты по Москве явно не дотягивает. На что же живет Игорь Крамарчук?
«Как военный пенсионер и участник боевых действий, я получаю солидную пенсию от Министерства обороны, — честно отвечает Игорь. — У меня в отделе у многих такая же ситуация, кто-то раньше в МУРе работал, кто-то — в экологической милиции, всем платят ведомственные пенсии. Вместе с зарплатой получаются приемлемые деньги, которые позволяют отдаваться работе целиком. Но что делать молодежи, которая к нам приходит в поисках работы и понимает, что потолок слишком низок? А нетрудовых доходов у нас не предусмотрено».
Действительно, текучка кадров — головная боль для Крамарчука, и не только для него одного. Работа у инспекторов романтичная, не кабинетная, у руля патрульного катера. Но одной романтикой семью не накормишь. Впрочем, после того как у отрасли появилось новое руководство, оптимизма прибавилось. Так что о будущих кадрах в Московско-Окском ТУ все равно думают. Когда год назад Росрыболовство решило возродить образовательный проект для школьников «Рыболовный патруль», то первым в московскую школу поехал именно Крамарчук с коллегами. И до сих пор ездит по школам и интернатам, показывая «телевизоры», остроги и сети, рассказывая о том, как важно беречь то, что вокруг нас. «Если детям интересно, то отказывать нельзя. В конце концов, мы же все работаем ради будущего. А иначе кто о нас вспомнит, кроме браконьеров?» — Игорь обычно улыбается редко и явно не браконьерам, но здесь не может удержаться.
Пока мы разговариваем, в его небольшой кабинет забегают инспекторы, получают короткие инструкции и спешат на задание. Кто-то сегодня будет выслеживать изворотливых торговцев черной икрой, кто-то — убеждать подвыпившую компанию студентов, что мыть машину в реке противозаконно, кто-то — уговаривать пожилого пенсионера не закидывать в период нереста в реку все свои 78 крючков и так далее. А инспектор Крамарчук, который к выходу номера уже установит новые колеса, так же флегматично поставит машину вечером на то же место. Прошедшего Афган сильного человека трудно чем-нибудь напугать.
