Заголовок придуман не ради красного словца. Депрессия той или иной популяции рыб — это научный термин, который как нельзя емко описывает нынешнее состояние ихтиологического символа Байкала. Омуль еще не в критическом состоянии, но если не предпринимать экстренных мер, то депрессия вполне может перерасти в суицидальные наклонности. Особенно если человек будет и дальше поощрять омуля к самоубийству своими неразумными действиями. Недаром Росрыболовство уже серьезно задумалось о введении либо полного запрета на вылов омуля, о чем мы подробно писали в прошлом номере, либо о его существенном ограничении. Текст: Владимир Петерфельд, директор Байкальского филиала ФГУП «Госрыбцентр».
Омуль в своей истории уже сталкивался со спасительным рыболовным карантином. Произошло это в 1968 году. До этого численность популяции не вызывала особых опасений. Уловы омуля одно время превышали 9 тысяч тонн, а в 50-е годы находились на уровне 6 тысяч тонн. Однако в 1968 году ученые и рыбаки забили тревогу: удалось выловить всего тысячу тонн омуля, что привело к быстрому и решительному запрету на его промысловую добычу сроком на семь лет. В этот период вылов омуля осуществлялся только в целях обеспечения искусственного воспроизводства и в научных целях. Помогло: омуль вышел из депрессии.
Де-факто запрет действовал не семь лет, а гораздо дольше. Само вето официально было снято в 1975 году, но затем до 1981-го шла научная разведка, в 1982-м был разрешен экспериментальный вылов, и только с 1987 года, то есть фактически спустя почти 20 лет, был возобновлен промышленный лимитированный вылов омуля. Вплоть до 2003 года его уловы можно было считать стабильными, они колебались от 1,8 до 2,2 тысячи тонн в год. В этот период общая биомасса омуля варьировалась от 20,5 до 26,4 тысячи тонн, то есть вылов не наносил ущерба популяции, которая к тому же успешно сама себя восстанавливала: на нерест в основные реки бассейна Байкала заходило от 3 до 6 тыcяч тонн рыб-производителей.
Учеными были разработаны допустимые условия добычи, не приводящие к снижению воспроизводительной способности омуля. Величина максимально возможного изъятия рыбы не должна была превышать 25% от биомассы промысловой части. То есть добывать можно было каждую четвертую особь. Ловить разрешалось только омуля так называемых средневозрастных групп, используя для этого соответствующие состав и параметры орудий лова. Разработанный режим промысла обеспечивал достаточно стабильное состояние запасов и устойчивые уловы омуля, соответствующие сложившимся экологическим условиям в Байкале, после его зарегулирования и введения запрета.
Однако после 2004 года ситуация начала изменяться в худшую сторону, стали снижаться запасы омуля и его официальные уловы. Слово «официальные» следует выделить, поскольку браконьерство в XXI веке стало одним из ключевых факторов, вгоняющих омуля в ту самую депрессию. В 2015 году официальный вылов снизился до 800 тонн, примерно столько же поймали и нарушители. И это притом что общая биомасса омуля неуклонно снижалась. Впервые она опустилась ниже 20 тыcяч тонн в 2008 году. В 2012 году она составляла 15–16 тыcяч тонн, а в 2015 году оценивалась учеными в 10 тысяч тонн. То есть за 10 лет количество омуля в Байкале сократилось более чем вдвое.
Способствовало этому несколько факторов — как биологических, так и антропогенных. Многие знают, что у байкальского омуля есть две экологические группы: прибрежная и пелагическая, обитающая на большей глубине. Исторически они развивались в противофазе: когда сокращалась численность прибрежного омуля, возрастало количество пелагического, и наоборот. В итоге среднее арифметическое этой биомассы оставалось неизменным. Теперь мы вынуждены констатировать, что численность обеих групп сокращается параллельно. В результате в два с лишним раза уменьшилось количество рыб-производителей, заходящих для нереста в Верхнюю Ангаруи особенно в Селенгу. Стали нарушаться пути миграции омуля. И хотя из-за этого в некоторых районах Байкала, например, в южной его части, омуля даже стало больше, данный факт не должен никого вводить в заблуждение.
Отдельно следует отметить и человеческий фактор, то есть браконьерство. С коммерческой точки зрения, омуль считается крайне привлекательным видом. В Москве это деликатес. Его на Байкале добывают повсеместно, не обращая внимания ни на какие нормы вылова. Для многих местных жителей добыча омуля для последующей продажи является одним из базовых источников средств к существованию. Омуль фактически просто кормит жителей целых городов и поселков. Справиться с таким количеством нарушителей сотрудники рыбоохраны попросту не в состоянии, несмотря на все усилия. Как итог, всего 10 тысяч тонн омуля в огромном Байкале — это та критическая отметка, за которой может начаться исчезновение вида. Депрессия может привести к гибели.
Вариантов решения проблемы, на мой взгляд, два. Первый, радикальный, предполагает полный запрет на вылов омуля сроком минимум на 5 лет и тотальную борьбу с браконьерством, в первую очередь, в период нерестовой миграции. Историческая практика показывает, что омуль сможет восстановить свои запасы, особенно если ему помочь в этом, используя на полную мощность механизмы искусственного воспроизводства и компенсационных выпусков личинок и молоди.
Второй вариант предусматривает сокращение общего вылова в два раза, то есть до 500 тонн в год. Здесь все-таки нужно помнить о социально-экономическом факторе добычи омуля для региона. Рыбаки, которые ловят его на законных основаниях, не должны полностью лишаться своего куска хлеба. Снижение вылова вдвое, согласно разработанной аналитической модели воспроизводства, позволит увеличить воспроизводственный потенциал омуля на 39%, то есть популяция снова начнет расти, пусть и медленнее, чем при полном запрете на вылов. Но только если удастся полностью исключить нелегальный промысел и упорядочить компенсационные мероприятия.
Омулю нужно помочь не просто выжить, но и снова пойти в рост. Потенциальная мощность рыбоводных заводов Байкала составляет 3,75 млрд личинок в год. При максимальной нагрузке за несколько лет они могут дать омулю новый импульс развития. Сейчас вид вплотную подошел к точке невозврата, и человек обязан дать ему шанс на жизнь.
