В прошлом году система государственного рыбоводства претерпела серьезные изменения. Был создан Главрыбвод — структура, которая должна навести порядок в механизме искусственного воспроизводства. Не будем лукавить: значительная часть рыбозаводов долгое время продолжала жить по советским лекалам, люди работали по устаревшим технологиям, на оборудовании, которое разменяло уже третий, а то и четвертый десяток. Неудивительно, что некоторые рыбозаводы подвергались процедурам искусственного банкротства или занимались непрофильными видами деятельности. Теперь в отрасли есть понимание ситуации, на ряде заводов уже произошли эффективные изменения, а главное, выбран правильный вектор на восстановление популяций именно ценных видов рыб. О том, можно ли восстановить осетровых, что ждет муксуна и как скоро закончится «эра пеляди» — в разговоре «Русской рыбы» с руководителем Главрыбвода Даном Беленьким.
Беседовал: Антон Белых
— Дан Михайлович, начнем с ситуации с осетровыми. О выпусках мальков осетра и стерляди регулярно рапортуют как сами рыбозаводы, так и региональные органы власти. Что происходит с осетровыми в масштабах страны? Насколько реально восстановление их популяций? Верна ли цифра, что за последние 100 лет мы потеряли 98% всех осетров?
— Верность этой цифры мне оценить сложно, здесь ситуация разная. Сибирского осетра восстановить реально можно. Причина лежит на поверхности: на сибирских реках относительно мало гидроэлектростанций и вообще гидроузлов, которые отрезают путь к местам нереста. Поэтому при условии эффективной борьбы с браконьерством «сибиряка» возродить можно, чем мы активно и занимаемся. Недавно реконструировали Абалакский завод под Тобольском, увеличили его мощность в три раза, отловили производителей, будем размещать на заводе заказы по производству молоди осетра в счет компенсационных мероприятий. Через семь-восемь лет обская популяция начнет расти, причем осязаемо.
— Мальков осетра выпускают многие, причем фигурируют цифры в десятки тысяч. А каков процент их выживаемости, или так называемый промвозврат?
— Тут отраслевая наука дает нам точные данные. Для мальков осетра обской популяции навеской в 10 граммов промышленный возврат составляет 1,6 процента. То есть если выпустить 10 тысяч мальков, то мы получим примерно 160 взрослых осетров. В этом году, например, в рамках компенсационных мероприятий, связанных со строительством порта Сабетта, мы выпустим два миллиона мальков осетра. Соответственно, через восемь лет у нас будет около 32 тысяч взрослых особей только в результате этого выпуска. А выпускать молодь мы, разумеется, будем ежегодно, увеличивая ее количество. Так что сибирского осетра спасти нам по силам.
— Вряд ли то же самое можно сказать об осетрах Каспийского и Азово-Черноморского бассейнов, где антропогенная нагрузка уже давно запредельная.
— Да, там ситуация намного сложнее. И ведь не скажешь, что там не хватает мощностей или они не эффективно работают. В Астрахани, например, ежегодно выпускается более 30 млн штук молоди осетра, там отличные ремонтно-маточные стада. Но подавляющее большинство мальков не доживает до взрослого возраста, а тем, кто все же достигает зрелости, просто негде нереститься из-за огромного количества гидроузлов. Аналогичная ситуация и на Дону.Там есть рыбозаводы, они работают, реконструируются. Например, Донской осетровый завод: у него прекрасные производственные возможности, но опять же все упирается в гидросооружения, в прямом и переносном смысле.
— При строительстве этих ГЭС рыбопропускные сооружения либо не строились, либо строились так, что рыба не могла ими воспользоваться. А если вернуться к этому вопросу сейчас?
— Если каждый существующий гидроузел на Волге и на Дону оборудовать новыми рыбозащитными и пропускными сооружениями, то шансов на спасение осетровых будет намного больше. К сожалению, этот вопрос требует как существенного финансирования, так и серьезных согласований с другими отраслями. Но руки опускать не следует. При желании можно исправить ситуацию, которая, на первый взгляд, кажется безвыходной. Вот простой пример. Я и мои коллеги проходили профессиональную переподготовку в Дмитровском филиале Астраханского государственного технического университета. Там во время лекции по ихтиологии нам показали чучело, вернее, муляж сахалинского осетра. Из-за оливкового цвета спины его еще называют зеленым осетром. Как нам объяснили преподаватели, этот вид практически вымер, шансов на восстановление нет. И вот во время командировки на Сахалин мы приезжаем на Охотский рыбоводный завод. Я смотрю в один из бассейнов и не верю своим глазам. Там плавают эти зеленые сахалинские осетры. Их там немного, полтора-два десятка, но это живые и половозрелые особи. И при должных усилиях этот вид, очень красивый и необычный, тоже можно восстановить.
— Немного дилетантский вопрос, если говорить о производителях. А каковы размеры самого крупного осетра на российских рыбозаводах?
— На одном из заводов в Астрахани есть белуга. Ей больше 15 лет, ее длина достигает трех метров. Отловили ее в начале века. Опять же лет 100 назад осетры таких размеров не были редкостью. Но сейчас это наш самый большой экземпляр.
— Теперь перейдем к сиговым. Изменится ли ситуация после того, как было решено компенсировать ущерб именно ценными видами? Подойдет ли к концу «эра пеляди»? Удастся ли восстановить муксуна, который сильно пострадал из-за строительства порта Сабетта?
— Я бы не стал так сильно критиковать масштабные выпуски пеляди. Во-первых, рыба эта тоже ценная, полезная и вкусная. Во-вторых, популяция пеляди еще несколько лет назад была в плохом состоянии. Так что можно говорить о том, что мы успешно восстановили эту популяцию. Другой вопрос, что пеляди за последнее время действительно выпустили достаточно много, и можно переносить акцент на муксуна, чира, нельму.
— Удастся ли это сделать, учитывая то, что на государственных рыбозаводах не осталось стад того же муксуна?
— Со стадами муксуна, действительно, беда. Их простонет у государства. Хорошо еще, что они остались на частных рыбозаводах. Поэтому мы пойдем двумя путями: будем покупать икру у частников и, с другой стороны, организовывать сами отлов производителей начиная со следующего года. Муксун пострадал очень сильно, но в свете переориентации компенсационных выпусков на наиболее ценные виды есть надежда, что ситуацию удастся со временем исправить и муксун вернется в сибирские реки в достаточном количестве.
— А что происходит с другой популярной сибирской рыбой — байкальским омулем? Решение о запрете его промышленного вылова вступит в силу с 1 января 2018 года. Но ситуацию уже признали критической.
— С омулем ситуация, во всяком случае, понятна. Проблема признана на государственном уровне, и омуля уже начали спасать. Мы уже вернули два байкальских завода по воспроизводству омуля в ведение Росрыболовства, будем их реконструировать, расширять мощности, и уже в этом году выпустим первую партию молоди. Другой вопрос, что байкальский омуль, как известно, неоднороден, там есть разные подвиды и популяции. Некоторые находятся в приемлемом состоянии, а вот с некоторыми настоящая катастрофа. Я сейчас говорю о так называемом селегинском омуле. Всего один пример: мы не смогли в прошлом году отловить ни одного омуля селенгинской популяции для воспроизводства ремонтно-маточного стада. Согласитесь, что это пугающий факт. Надеемся, конечно, что сейчас отловим необходимоеколичествопроизводителей, но масштабы бедствия внушительны.
— Есть ли надежда справиться с браконьерством, которое на Байкале и браконьерством-то особо не считается? Скорее, традиционным занятием местных жителей.
— К сожалению многие считают, что если Байкал кормил их веками, то так будет всегда. Но надо жить не только сегодняшним днем. Если продолжать добывать омуля такими же темпами, то его просто не останется и восстановление популяции затянется не на годы, а на десятилетия, если вообще будет возможно. Сейчас же популяцию можно восстановить за пять-семь лет.
— Не могу не спросить о воспроизводстве частиковых видов. Насколько это целесообразно, особенно учитывая столь сложную ситуацию с ценными видами?
— Да, мы воспроизводим судака, сазана, тарань, некоторые другие виды. Их в основном выращивают даже не классические рыбозаводы, а нерестово-выростные хозяйства. Это колоссальные заливные луга, где рыба нерестится, по сути, самостоятельно. Мы только создаем ей для этого условия, мелиорацией занимаемся, обеспечиваем защиту от болезней, браконьерства. Это необходимо делать, в том числе и для соблюдения видового разнообразия и поддержания экологического баланса. Вместе с тем мы четко понимаем базовые приоритеты нашей деятельности, и в ближайшие годы ставка будет делаться на восстановление популяций именно ценных и малочисленных видов. Думаю, что мы добьемся в этом деле положительных результатов.
