У журнала «Русская рыба» есть своя страница в Facebook, и во время подготовки номера там появился возбужденный комментарий примерно следующего содержания: «А слабо написать, что на Сахалине и на Амуре в погоне за красной икрой выпотрошенную кету или горбушу иногда просто выбрасывают на берегу, и она там гниет?». Написать-то не слабо, тем более что варварством, возмутившим нашего читателя, занимаются, как правило, браконьеры, а не порядочные рыбаки, коих все-таки подавляющее большинство. Другой вопрос, что сама по себе тема отходов в продовольственном секторе в целом и рыбной промышленности в частности действительно стоит довольно остро. Ее активно обсуждали на круглом столе в рамках Гайдаровского форума с участием руководства Росрыболовства.
Текст: Сергей Сибиряк
По оценкам экспертов ФАО ООН, в мире отходы в продовольственном секторе достигают 30%, что выглядит особенно вызывающе на фоне того, что более миллиарда человек на Земле элементарно недоедают. Резолюция Генеральной ассамблеи ООН предлагает к 2030 году сократить вдвое общемировое количество пищевых отходов в пересчете на душу населения на розничном и потребительском уровнях. Но как это реализовать на практике?
«На самом деле никто не знает реального масштаба потерь, экспертные оценки можно легко оспорить как в одну, так и в другую сторону. Но потери в рыболовной отрасли действительно очень велики, — отмечает заместитель руководителя Росрыболовства Василий Соколов. — В целом, в зависимости от вида деятельности, от 5% до 25%, а на отдельных видах промысла и до 50%. И они наблюдаются на всех этапах цепочки от вылова до потребителя».
В развитых индустриальных странах, согласно исследованиям ФАО ООН, более 40% всех потерь продовольствия происходит в розничной торговле и по вине самих потребителей. В развивающихся же странах потери возникают на этапе производства и переработки продовольствия. В России мы теряем и там, и тут, хотя есть и объективные причины для столь существенного количества отходов.
«Очень большой процент отходов образуется не у рыбака, а при дальнейшей транспортировке и продаже потребителю, — сообщил на заседании круглого стола Василий Соколов. — К сожалению, логистические проблему у нас очень велики, две трети вылова происходит на Дальнем Востоке, а основной потребитель находится за Уралом. Транспортнологистическая система у нас остается еще от Советского Союза и не претерпела пока особых изменений. Поэтому неудивительно, что главный вопрос в европейской части страны: «Где взять качественную дальневосточную рыбу?». Рыба мало того что является очень сложным продуктом в транспортировке, но и продавцу нужно приложить много усилий, чтобы сохранить ее качество в магазине.
Проблема заключается в некачественной заморозке во время перевозки. А по прибытии в холодильник рыба с недопустимой температурой и зачастую уже с признаками разложения просто замораживалась заново при нужной температуре и передавалась переработчику. И тот был вынужден либо использовать фосфаты для маскировки ее низкого качества, либо значительную часть просто выбрасывать. Вот и потери», — отметил Василий Соколов.
В российских нормативных документах четко прописаны ориентиры на минимизацию выбросов для каждого бассейна, и выбросы рыбы в принципе запрещены, но есть ряд оговорок. Например, действуют ограничения для рыбаков по видам вылова, чтобы предотвратить возможность перепрофилирования. Иными словами, если у тебя есть квоты на вылов минтая, то ты не можешь заниматься промыслом, к примеру, креветок и крабов. В противном случае будет крайне сложно регулировать их численность. Так что их нередко приходится выбрасывать. Кроме того, приходится уничтожать «научные» выловы, а также браконьерскую продукцию, поскольку пока нет гарантий, что эта продукция действительно пойдет на полезные цели, а не будет потом перепродана с целью извлечения выгоды.
«У нас 10 лет назад были большие научные квоты. Под видом науки на промысел «заходили» компании, а сама наука все больше занималась коммерцией. Чтобы это сразу прекратить, было принято решение об утилизации «научных» выловов. Оказалось, что в научных целях вовсе нет необходимости в десятках тысяч тонн вылова, но утилизация остается, — подчеркнул Василий Соколов. — Есть и жесткое решение о полном уничтожении добычи браконьеров. Несмотря на то, что также были голоса за то, чтобы использовать ее в определенных целях. Но практика нашей страны показывает, что пока нет четкой статистики и прослеживаемости, нет и полной уверенности в том, что эти выловы должны пойти туда, куда нужно. Поэтому у нас есть вот эти источники потерь, которые хотя и заметно снизились за последние годы, но от них в обозримое время никуда не уйти».
При решении вопросов о выбросах нужно оценивать конкретную экологическую ситуацию. К примеру, некоторые антарктические районы буквально завалены целиковой рыбой, отходами от промысла, который велся там еще десятилетия назад. Она никуда не девается и не разлагается. А вот на западе Камчатки любые органические отходы даже не достигают дна, являясь питательной средой для морских организмов. Но есть и другие примеры. В 90-х годах прошлого века, когда не было четких правил промысла, многие банки в Баренцевом море оказались завалены метровыми слоями панциря от гребешка, потому что его разделывали на судах, а панцири выбрасывали за борт. Этот слой погреб под собой места развития этого самого гребешка. Сейчас подобное производство стараются переводить на берег, чтобы отходы можно было утилизировать. Но остается научный вопрос: насколько повредит экологии моря изъятие такого большого количества кальция?
«В целом мы ставим задачу повышения отдачи с каждой тонны улова, хотим уйти от многих отходов. Поэтому новая стратегия развития Минсельхоза и Росрыболовства ставит задачу постепенного перехода на безотходные технологии. К примеру, инвестиционные квоты под суда и перерабатывающие производства на берегу помогут максимально полно использовать то, что рыбак извлекает из моря», — подытожил Василий Соколов.
Если смотреть на ситуацию в целом, то сейчас она стала понемногу выправляться. Осенью 2017 года введен новый Технический регламент Евразийского экономического союза, который устанавливает, что температура рыбы при перевозке не должна быть выше минус 18 градусов. Сегодня в транспортировке наблюдается переломный момент, потому что старые и неудобные для бизнеса рефсекции уже выводятся из эксплуатации по причине износа. Если следовать нормам Техрегламента и контролировать их, то должен уйти с рынка и огромный пул вагонов-термосов, которые не могут обеспечить устойчивую низкую температуру во время транспортировки. В среднем температура в них повышается на градус в сутки, и до потребителя доезжает продукция с температурой всего минус пять-шесть градусов.
Бизнес уже понял, что он очень зависим от транспортировки, и поддержал строительство специализированных терминалов. Поэтому сейчас используется и автотранспорт, и очень перспективные рефконтейнеры, которые в части технических средств позволят уйти от больших потерь продовольствия. Большие надежды возлагаются на переоборудование флота и электронную маркировку рыбной продукции, которая позволит обеспечить ее прослеживаемость от борта до магазина. Все это — начало большого пути к достижению целей, поставленных Генассамблеей ООН.
«Сегодня продолжаются тренды сокращения рыбных запасов в Мировом океане и снижения биоразнообразия, около 35% всей выловленной рыбы теряется, остается угрозой незаконный и нерегулируемый промысел, — отметила глава Отделения ФАО по связям с Россией Евгения Серова. — В этой связи рыболовство и аквакультура являются важными источниками продовольствия и обеспечивают средства к существованию для миллионов людей во всем мире. Их роль в обеспечении глобальной продовольственной безопасности определяется еще и тем, что рыба и морепродукты — важный элемент улучшения качества питания населения».
Ежегодный объем рыбных отходов — десятки и даже сотни тысяч тонн. Потенциальный рынок используемых отходов может составлять миллиарды рублей. Пока этот капитал не работает, но у ученых уже есть масса предложений по рациональному использованию высокоценных в пищевом отношении отходов, таких как гонады, молоки, некондиционная икра, панцирь крабов, кожа, жир. При переработке массовых объектов промысла — минтая, сельди, трески, лососей, крабов, кальмаров — образуется до 30% отходов, которые при желании и профессиональном подходе запросто можно превратить в доходы. Так что есть надежда, что количество так называемых небоевых потерь в отрасли будет постепенно сокращаться.
Фото: Антон Белицкий/Коммерсантъ
