Французское слово braconnier вошло в наш лексикон только в начале XIX века и поначалу означало псового охотника. Однако с рыбными ворами в России боролись и много столетий до этого. Самый первый документ на тему рыбоохраны датируется 1478 годом.
Текст: Михаил Умнов
Это была охранная грамота, адресованная ключнику Вяжицкого монастыря, а он, судя по всему, должен был донести ее до окрестных крестьян. Среди всевозможных природоохранных запретов на порубку, косьбу и охоту было сказано и о рыбалке: «Рыб не ловите. А кто ослушается нашей грамоты, тот будет лишен лодки и сети, а за свою вину отдаст нам рубль».
Здесь интересна стоимость штрафного рубля. В начале XVI века рубля как монеты еще не существовало: рубль, или обрубок, был частью гривны — серебряного прута или слитка весом примерно 200 г, который при сделках часто резали или рубили на части. В любом случае это были немалые деньги. Для сравнения: опытный ремесленник в месяц получал меру серебра, эквивалентную 40 копейкам, а, к примеру, корова стоила 80 копеек. Таким образом, штраф за охоту и рыбную ловлю в чужих угодьях многократно превышал стоимость воровского трофея.
Интересна и грамота 1506 года, в которой великий князь Василий III давал эксклюзивное право нескольким рыбакам, названным поименно, вести лов в Галичском озере и реке Вексе в нынешней Костромской области, за что они были обязаны платить ежегодную подать. К сожалению, история умалчивает, воспользовались ли рыбаки «арендой» указанных водоемов и как они защищали свое право от местных жителей.
Сын Василия III, вошедший в историю как Иван Грозный, любил пиры и знал толк в гастрономии своего времени, потому особое внимание уделял рыбному меню и, как следствие, проявлял повышенный интерес к разведению рыбы в специально обустроенных промысловых прудах. Ими заведовали должным образом обученные люди, в том числе выписанные из Европы. Примечательно, что Иван IV вникал во все детали содержания и размножения рыбы, а однажды, узнав, что в пруд по ошибке запустили молодь не того вида, приказал отрубить три пальца управляющему Стрельцову. Нетрудно предположить, чем закончилась бы самовольная рыбалка в царских прудах для любого смертного. Кстати, жестоко наказанный Стрельцов впоследствии смог вернуть расположение царя усердной и успешной работой, получил в управление все государевы водоемы, в том числе те, которыми Грозный в знак особой милости одарял своих верных сподвижников вроде Малюты Скуратова, и, главное, оставил после себя записки о своей рыбоводческой практике.
Не менее жестко поступали с браконьерами наши соседи в Великом княжестве Литовском. В XV веке его восточная граница проходила между Вязьмой и Можайском и приближалась к Туле. В статуте — законе, изданном в 1529 году, содержался неукоснительный запрет на охоту и рыбную ловлю в частных владениях. Виновных ждало весьма суровое наказание: «Если кто воровским обычаем ловил рыбу в чужой запруде или пруду и будет пойман, то в первый раз — сечь плетями, во второй раз — лишить уха, в третий раз — наказать как вора». То есть вариантов была два: либо крупный денежный штраф, либо топор палача.
Не были склонны шутить с браконьерами и первые Романовы. Алексей Михайлович обожал ряпушку, которая в его время в избытке водилась в Переяславском озере. В 1675 году, после сбоя в поставках, он послал переяславскому воеводе недвусмысленное предупреждение: «А если по твоему недосмотру рыбные ловцы будут сельдь ловить частым неводом, а нам пришлют и на торгу объявят мелкие сельди, то тебе быть в опале, а старосте и рыбным ловцам — смертная казнь». Впрочем, вряд ли эти угрозы могли остановить тех, для кого «сельдь» была источником пропитания. В русских источниках почти нет упоминаний о реальных казнях за незаконный промысел зверя или рыбы. Скорее всего, это говорит о том, что потенциальные нарушители, а это все мужское население сельской местности, и власть на уровне старост и воевод умели договариваться. Так, монастыри зачастую нанимали местных мужиков для снабжения рыбой — основной постной пищей монахов, позволяя им часть улова оставлять себе. Так же поступали и дальновидные помещики. Хорошо сознавая опасность народного бунта, они предпочитали выпускать протестный «пар» малыми дозами. Для того времени это был лучший способ решения проблемы.
Многое изменилось при Петре I. Примечательно, что первую грамоту, касающуюся рыболовства, молодой царь подписал в 1682 году, десяти лет от роду. Это было распоряжение, видимо, составленное старшей сестрой и регентшей Софьей, киевскому воеводе о выделении митрополиту десятой части рыбного улова на Днепре. Взойдя на престол, Петр со свойственной ему энергией принялся регламентировать весь уклад жизни по европейским лекалам, в том числе рыбный промысел. Для контроля над ловлей он распорядился провести учет всех крупных водоемом и видов промысловых рыб, в них обитающих.
Петр первым из правителей ввел понятия законных орудий ловли и «самоловов» — орудий запрещенных. К ним относились в основном сетные мережи на обручах, которыми при желании можно было перегораживать реку целиком. По поводу самоловов Петр I пояснил: «За такими снастями и мелкой рыбе, а не только великой, вверх по реке пройти невозможно, и за тем в верховье рыбе бывает оскудение, а в низовых городах мелкая рыба всегда пропадает даром». Впрочем, нисколько не переоценивая законопослушность своего народа, прагматичный самодержец допускал использование самоловов, но только если рыбаки заплатят дополнительный оброк. Тем самым царь предлагал выбор: либо ловить по правилам, уплатив пошлину, либо — не по правилам, но во много раз дороже.
А чтобы в народе не думали, что «до царя далеко», Петр обязал воевод хватать самых злостных рыбных воров, заковывать их в кандалы и направлять на стройплощадки Санкт-Петербурга, что было равносильно каторге. Царь всецело поощрял доносительство на нерадивых рыбаков, впрочем, это можно назвать и общественным контролем, особенно в вопросе сохранения молоди промысловых видов.
«Раз молодую рыбу ловят, то не с чего и большой быть», — писал Петр в своих государевых наставлениях. Царь хорошо знал чаяния простых смертных и, с одной стороны, ограничивая промысел, с другой — давал зеленый свет предпринимательству. Так, в 1705 году Петр издал указ о поддержке ловцов корюшки, а спустя три года, в середине мая, устроил грандиозный «праздник живота» для жителей новой столицы — знаменитую рыбную фиесту, возрожденную в наше время в виде «Праздника корюшки».
Более значимые и перспективные преобразования Петр I смог начать в формате морского промысла, позаимствовав в Голландии и Англии модель крупных рыболовных компаний. Они должны были многократно увеличить объем добываемой трески, сельди, моржового и китового мяса и жира. Тогда же было начало строительство первого завода по солению рыбы, в основном трески. При этом Петр не запрещал частный промысел, но своим указом лишил его экономической основы, запретив продавать пойманную рыбу. То есть для себя лови сколько хочешь, а повезешь улов на базар — рискуешь оказаться в тюрьме. Но русский ум сметлив и в ответ на любой запрет быстро находил противодействие. Из числа рыбаков, ставших браконьерами поневоле, выделился класс перекупщиков, активно расширявших географию сбыта, тем самым стимулируя развитие рыбного рынка.
На деятельность посредников верховная власть смотрела сквозь пальцы, тем более что часть браконьерской рыбы попадала на государевы заводы, повышая производственные показатели. А вот чего Петр и его последователи не прощали, так это откровенного казнокрадства. Именно это случилось со знаменитым сподвижником Петра, светлейшим князем и генералиссимусом Александром Меншиковым. Будучи управляющим крупной промысловой компании, Меншиков вместо вложений в дело, расширения флота и найма зарубежных мастеров беззастенчиво направлял всю прибыль в собственный карман, за что в конечном счете поплатился ссылкой в захолустную деревню, где и окончил свои дни. Возможно, прав был Петр, когда писал в своем указе: «Торговля рыбой — дело исконно воровское, а посему жалованье им положить мизерное, да по одному в год вешать, дабы другим неповадно было».
Петр не успел создать специальную структуру, которая занималась бы исключительно рыбной ловлей. Рыбную контору для надзора над промыслом, в основном осетровых, учредила Елизавета Петровна, младшая дочь великого царя-реформатора. В задачи надзирателей, сопровождаемых стрельцами, входила и борьба с нелегальными рыбаками, с которыми особо не церемонились: могли и на дно пустить вместе с лодкой.
В XIX веке, особенно во второй половине, на волне экономического подъема добыча рыбы доходила до 900 тысяч тонн в год, то есть предложение заметно превысило спрос, и рыба стала стоить сущие копейки. К примеру, пуд свежей осетрины на рынке Ростова-на-Дону предлагали за 80 копеек серебром. Для сравнения: грузчик зарабатывал в день в среднем три рубля, то есть мог купить примерно 60 кг деликатеса! Таким образом, рыбу проще было купить, чем добыть законно или воровски. На браконьерство смотрели как на мелкое воровство.
Не отличались примерным экологическим поведением и сами власти предержащие. Александр III, страстный рыбак, обожал ловить форель в окрестностях своей финской дачи на реке Кюмийоки, а также в Гатчине, на Ижоре. В письмах жене царь хвастал, что за ночь поймал острогой почти полсотни рыбин. Острога уже была запрещенным орудием лова, но кто осмелился бы оштрафовать VIP-браконьера такого ранга? Да и наверняка сам Александр III не видел в своих забавах ничего преступного. С другой стороны, он не мог не знать «Правил», или свода законов для рыболовов, выпущенных в 1859 году, еще при его отце Александре II. Именно этот монарх учредил Особую императорскую комиссию, которая не только разработала юридические правила рыбной ловли, но и проводила научные исследования российского рыбоводства. Комиссия собирала данные о запасах рыбы во всех водоемах страны и уже тогда начинала бить тревогу, что в некоторых водоемах наблюдается сокращение рыбного стада. Главной причиной этого назывался неконтролируемый промысел.
Царская власть так не успела навести порядок в сфере рыболовства. Решительный шаг в этом направлении был сделан лишь Лениным, выпустившим в 1918 году декрет о создании Главрыбы. Именно в рыбных запасах вождь революции видел бесплатный источник продовольствия, столь необходимый для голодающего пролетариата. В письмах он обращался к волжским рыбакам с просьбой поделиться частью улова, а браконьеров, ответственных за «хищнический вылов молоди осетровых рыб», распорядился «не только припугнуть, но и как следует притянуть и почистить за эти безобразия». Комиссариат, куда обращался Ленин, возглавлял не кто иной, как Сталин. Можно не сомневаться, что он услышал вождя и «почистил», но это уже, как говорится, другая история.
